date & information
США, Нью-Джерси, Трентон. Осень, 2018. В городе дважды зафиксировано появление барьера неизвестной природы происхождения, ставящего под угрозу жизнь представителей магических рас. Есть погибшие, на месте возникновения последнего барьера уже работает команда специалистов.
Lost soul |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Lost soul » destiny [настоящее] » undisclosed desires
UNDISCLOSED DESIRES |
muse - undisclosed desires
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ДАТА И МЕСТО
Reynard Gardner, Alexander Lambert
13.09.2018
различные локации ТрентонаСЮЖЕТ
Я пришел, чтобы рассказать тебе правду.
Я пришел, чтобы обмануть тебя снова.
Я пришел, чтобы обмануться самому.
Кто ты?
Горький табачный привкус на губах смешивается с таким же горьким напитком, а стакан с легким стуком опускается на столешницу. Тлеющая сигарета отражается в его гранях, искрится отголосками прошлого. Того самого прошлого, где этот бокал не отражал одинокой фигуры за столом. Того самого прошлого, где можно было поднять глаза и встретиться взглядом с ним… Того самого прошлого, в существовании которого он не уверен.
Кто ты?
Его глаза слишком похожи на те, которые он помнит. Его взгляд кажется слишком знакомым и не выходит из головы. Пальцы разламывают остаток фильтра напополам, чтобы смешать его с пеплом, который обжигает кожу. Он прикрывает глаза и проматывает в мыслях события последних дней. Он чуть закусывает нижнюю губу, трет виски и закрывает лицо руками. Он пытается понять. Найти ответ на собственный вопрос. И чем больше он об этом думает, тем больше ему кажется, что он просто сходит с ума. Медленно, но неизбежно.
Кто ты?
В предрассветных сумерках город кажется почти неживым, но он слышит как улицы дышат. Если быть достаточно внимательным это несложно заметить – где-то до сих пор перемигиваются светофоры, где-то копаются в мусорных баках крысы, где-то только сейчас выключается освещение. Он выпускает изо рта сизую струйку дыма и делает глубокий вдох. Затушив сигарету на половине, тянет из пачки новую. Сколько часов прошло? Два? Четыре? Шесть? Или…несколько дней?
Кто ты?
Ему показалось. На самом он и правда сходит с ума, он и сам понимает это. Пора перестать быть зависимым от того прошлого, что он не помнит. Но если этот самый взгляд преследует уже не только во снах, что делать тогда? Дождавшись рассвета, он берет в руки телефон и проматывает последние новости. Отсчитывает секунды и минуты. Два, три, четыре, пять. Он идет в душ, но даже холодная вода не способна выгнать из головы Его. И пронзительность этих зеленых глаз.
Кто ты?
Ему кажется, он вспоминает даже аромат. Но нет, это настоящее накладывается на то, что хочешь принять за правду. Он делает звонок. А потом еще один. Пытается узнать ту самую правду, которая рискует оказаться просто вымыслом больного разума. Но… информация не дает ничего нового. Нового из того, что он бы помнить.
Кто ты?
От него всегда пахло машинным маслом в смеси с каким-то дорогим парфюмом. Или он снова придумал это? Он не знает. Но хочет знать. Хоть что-то, что могло бы снять это наваждение. Или быть может, окунуться в него с головой. Быть может…
Кто ты?
Боль в висках отдается болью в затылке и он, прижав пальцы к пульсирующим венкам, считает удары сердца. Поворачивает головой, позволяя застоявшимся позвонкам на шее выпрямиться и встать на места. Он размышляет все дальше и дальше позволяя себе спускаться в эту пучину безумия. Все больше и больше потакая себе в тех желаниях, которые сложно назвать адекватными. Но. Он хочет узнать больше. Знать больше.
Кто ты?
Рокот двигателя мотоцикла успокаивает, и ему не кажется, что он слишком заметен. Он все еще не верит в существовании того, чей взгляд не выходит у него из головы. И только увидеть его снова – значит развенчать все догадки и мифы, что сложились за эти несколько дней. Те несколько дней, в которые он не мог думать больше ни о чем…
Но все же, кто ты?
Конечно, он видел его. Множество фотографий, цифровых, вихрем пикселей складывающиеся в родное лицо, распечатанных, глянцем листов отражающих блеск голубых глаз. Он видел видео, что запечатлели его улыбки, его гримасы боли, его беспокойство, его круги под глазами от недосыпа. Он видел его даже в словесных рапортах подчиненных, кратких и лишь по делу, или пространных и полных деталей. Но, пробыв в Трентоне уже почти три недели, он так и не нашел в себе смелости приблизиться самому, боясь, что не сможет выдержать, если его не узнают. Боясь, что если увидит снова, уже не сможет отпустить.
Но у судьбы свои планы на нас, ей наплевать на внутренние метания, на страхи и сомнения. Более того, чертовка, кажется, даже наслаждается агонией своих подопечных, бросая их в самое пекло жерновов жизни и наблюдая, как они трепещутся, пытаясь остаться целыми или хотя бы живыми.
Вот так и чувствовал себя Александр, увидев своего любимого через полгода расставания - словно пойманная в огромные жернова беззащитная тряпка, которую неумолимо и стремительно тянет к губительному центру, чтобы раздавить его в неузнаваемую лепешку.
- Джей? Ты разве не должен приглядывать за Ре...кой...
Он успевает вовремя исправиться, инстинкты, вбитые куда-то дальше, чем в подкорку, спасают. Но не от глупого вида выброшенной на берег рыбы, который, он, наверняка, сейчас во всей красе демонстрирует. Но какое ему дело до своего внешнего вида, когда он едва может протолкнуть воздух в легкие, такой огромный комок стоит в горле, и хочется плакать, и смеяться, и бежать подальше, и бежать навстречу, и схватить в охапку, и целовать до умопомрачения. Калеб с тихим смешком закрывает его упавшую челюсть и шутит что-то о таланте к двигателям, а не социальным интеракциям, но всё, что слышит Алекс - это дыхание его соулмейта, что стоит так близко. Всё, что он видит - это родные глаза, в которых хочется поселиться, лишь бы больше не расставаться.
Кто я для тебя?
Конечно, он знает, что Рей пытается найти информацию о нём. Александру всё так же докладывают о практически каждом шаге его единственного любимого человека, но теперь, как ни странно, рапорты приносят лишь ещё более сильное желание напиться вдрызг.
Что он и делает прямо тем же вечером после их новой встречи, на целых два дня отключаясь от реальности, лишь смутно помнит качающую осуждающе головой Мишель, да пытается заглушить звенящий в ушах голос шумом смешавшейся с алкоголем крови. Предсказуемо, это нисколько не помогает.
Поэтому ещё один день проходит наполовину в кровати, наполовину в обнимку с унитазом - всё еще осуждающая его Мишель отказалась не то что подлечить Алекса магией, но даже выписать чего-нибудь потяжелее из аптечки. Чувство вины в его груди ноет куда больнее гудящей головы. Застрявшее в мозгу навсегда воспоминание о фигуре Рея, окровавленной и поломанной, словно неугодившая ребенку кукла, которую он баюкает в своих руках, умоляя продержаться ещё хотя бы минутку, вызывает тошноту куда сильнее, чем любое похмелье.
Он хотел бы стереть память самому себе. Он не променял бы их мгновения вместе ни на что на свете.
В конце концов, Калеб вытаскивает его в гараж, уговаривая занять руки работой, а не бессмысленным хватанием за голову. После драки кулаками не машут, говорит он, подавая Александру его неизменный парфюм. Тот самый, что на одном из свиданий выбрал Рей, жмурясь довольно, вдохнув глубокий и свежий аромат, и улыбаясь своей неповторимой широченной улыбкой, за которую можно было продать душу. Раз эдак десять.
Алекс почти ломается каждый раз, когда вдыхает этот аромат, но не может найти в себе сил сменить его, и каждое утро упорно, с каким-то мазохистским наслаждением наносит один пшик на шею, один на руки.
Конечно же, он узнаёт рёв двигателя любимого мотоцикла Рейнарда за окном гаража, и вот уже руки, пахнущие этим самым парфюмом, машинным маслом, смазкой и черт знает чем ещё, дрожат и нервно сжимаются в кулаки.
Зачем ты здесь? Почему ты не пришёл раньше?
Имею ли я право радоваться тебе?
Кто я для тебя?..
Все же,
кто ты?
Он наблюдает, вглядывается в проходящих мимо, заходящих и выходящих. Долго, пристально, почти не моргая до тех пор, пока не начинают слезиться глаза. Он вдыхает полной грудью пыльный городской воздух, но этого кажется недостаточно. Каждый вдох сопровождается едва ощутимой тянущей болью где-то на уровне груди. Что он тут делает? Почему он не может просто пойти и спросить. Вот так вот просто напрямую: мы знакомы? Но что-то мешает. Сковывает по рукам и ногам, собирается мокрым комком в горле и расползается слабостью по всему телу. Будь он сам себе пациентом, он назвал бы это чувство страхом.
Откуда ты тут появился?
Он чуть улыбается, рассказывает что-то там о разбитой фаре машины, попутно извиняясь перед совсем юным мальчишкой, испуганно смотрящим то на Рейнарда то на тех, кто оказался в мастерской. Он подписывает какие-то документы, рассчитывается кредитной картой и обещает заехать чуть позже, но… перед внутренним взглядом стоит только Он. Кто-то, от кого мурашки бегут по коже. Кто-то, кто как кажется должен помнить его. Кто-то, кто заставил его забыть?... Едкое чувство появляется совсем внезапно и он хочет отмахнуться от него, не зацикливаться на этой догадке. Не зацикливаться на том, каким знакомым кажется его взгляд. Манера речи. И даже запах. Он уходит из мастерской и не хочет там появляться более никогда. Звонит отцу и просит отправить кого-то, кто сможет забрать машину вместо него, и, получив утвердительный ответ, вздыхает с облегчением.
Но… Иногда наши желания не совпадают с тем, что мы Хотим на самом деле.
Кто ты?
Шум мотора заглушает щелчок зажигалки. Огонь, вспыхнувший на секунду, перебрасывается на тонкую папиросную бумагу, заставляет тлеть табачные листья для того, чтобы они выделяли яд. Тот яд, который, говорят, может убить лошадь. Но не убивает человека. Никотин разливается по легким, всасывается в кровь, чтобы потом пронестись по всему телу и подарить минуту спокойствия. Ту минуту, ради которой рискуешь часом собственной жизни. Рейнард знает об этом, но не собирается расставаться со своей вредной привычкой. Странно, но после аварии он начал курить больше. Пить больше. Словно осознанно идя к саморазрушению, медленно, но неумолимо убивая себя самого. А может быть, он просто потерял смысл жизни вместе с теми воспоминаниями, которые во тьме его разума не может раскопать даже сильная ведьма. Теми воспоминаниями, которыми он одержим, как одержима своими идеями Армия Бога, или как одержимы своими страхами те, что заперты за мягкими стенами их больницы.
Зачем ты вернулся?
Связка ключей, выуженная из кармана, позвякивает в руке, а Рейнард, кажется, уже в десятый раз пересчитывает их количество. Он знает его наизусть. Знает, какую из дверей может открыть каждый из этих кусков металла, но не может подобрать правильный к собственной памяти. Он, кажется, испробовал уже все: медикаменты, наркотики, электроды, гипноз и даже поход к ведьме, но не смог вспомнить ничего кроме этих зеленых глаз. Тех, что он увидел в той самой мастерской. Тех, которые он страстно желает увидеть снова, но не рискует приблизиться к гаражу ближе, чем на десять метров. Тех, за которыми он пойдет даже в преисподнею, если потребуется.
Можно, я просто спрошу тебя?
Что же мешает ему просто пойти еще раз в этот гараж, просто поговорить и просто спросить? Почему он лишь медлит, высматривая и выглядывая подобно неопытному малолетнему юнцу, что караулит понравившуюся девчонку у дома? Он чуть трясет головой и отбрасывает от себя навалившуюся истерику. Еще немного и он начнет смеяться, так словно смеется в последний раз. Над тем, какой же он на самом деле трус. Но в голове вспыхивают воспоминания, и он боится того, что если эти нелепо склеенные осколки потревожить еще раз, рассыплются не только они, но и вся, так аккуратно собранная заново его личность. Поэтому он просто ждет.
Помоги мне выйти из этой тьмы…
Иногда ожидание не проходит даром. Быть может Он заметил его и теперь идет просто сказать «Привет»? Но нет… Рейнарду кажется, что на долю секунды они встречаются взглядами и он быстро отводит глаза. Прямо как в тот раз, когда они только познакомились. Прямо так, как он описывал в собственном дневнике. Кап-кап. Еще одна капля в стакан страхов, сомнений и осколков. Когда он будет переполнен? Взглядом он прослеживает направление движения, видит как Он садится в машину и отъезжает. Щелкают замки шлема, и, поправив перчатки Рейнард выкручивает ручку газа на своем мотоцикле, позволяя ему тронуться с места. Даже если Он его заметит… чтож, будет только лучше.
Просто протяни мне руку.
Отредактировано Reynard Gardner (2018-10-05 13:51:17)
Алекс уже ожидал, как за ревом двигателя последует звонок колокольчика и в гараж войдет Он. С обвинениями ли, вопросами или может просто каким-то невинным предлогом, лишь бы увидеться снова. Так бывало и раньше. Так больше никогда не будет.
Дверь действительно открывается, и тошнотворно-радостный перезвон металла рывком поднимает колдуна на ноги, только чтобы как следует приложиться буйной головой о дно машины, под которой он и лежал. От боли чуть ли не мутится в глазах, но Александр усилием воли отставляет ощущение на задний план, душит его, насколько может, отмахиваясь от беспокойных вопросов подчиненных и поднимается на ноги - на этот раз не пытаясь ничего проломить лбом. Но у стойки регистрации стоит лишь смутно знакомая дама средних лет, вчера оставившая свою потрепанную Тойоту на какой-то незначительный ремонт. Никакого Рея. Никаких причин выпрыгивать из штанов. Может быть, ему просто показалось...
Вот только очень даже знакомый, пусть и наверняка новый, мотоцикл, стоящий на другом конце улицы в небольшом отдалении, одним своим существованием убеждает, что не показалось. А вид сидящего верхом на нём мужчины, укутанного в клубы сигаретного дыма, выбивает почву из под ног Ламберта куда сильнее недавнего удара головой. А может быть это лишь комбинация обоих - то, как всё вокруг внезапно плывет и качаются стены, и ему приходится схватиться за злополучную машину, лишь бы устоять на ногах. Рейнард здесь. И хотя расстояние скрадывает детали лица, мужчина может дорисовать их в своем воображении четче любой фотографии, живее портрета. Слишком часто он вглядывался в это лицо, любуясь и злясь, восхищаясь и страшась. Он до сих пор помнит вкус этих губ, и горечь табака, и легкое послевкусие ментола, что он пытался поймать на чужом языке так много раз. Так было раньше. Так больше... не будет?
Джей - молодой, но уже впечатленный рекрут, всё ещё кидает на Александра полные плохо-скрытого ужаса взгляды. Он не раз слышал, как не любит их лидер ошибки, а уж в заданиях, отмеченных "особо важными"... К счастью для паренька, тот достаточно умен, чтобы не спрашивать, что же такого важного в слежке за одним не особо-то известным и честно говоря, скучным, человеком. Да ещё и с приказом защищать любой ценой от какого бы то ни было вреда, даже ценой собственной жизни, если понадобится. Ему не нужно спрашивать, когда он ловит в глазах босса неприкрытое страдание, смешанное с желанием, направленное на этого самого человека. Его собственное желание провалиться сквозь землю, подальше от неминуемого наказания, усиливается во сто крат.
Они играют в гляделки почти два часа. Конечно, между ними при этом зеркальная с внешней стороны витрина гаража, но кого это волнует? Точно не Александра. Сначала он пытается продолжить работу три раза за это время, успевает обжечься, снова удариться - на этот раз бедром, и испачкать рабочий комбинезон настолько, что тот приобретает больше черный цвет, чем изначальный голубой. Он решает отложить работу на потом, может быть, чашка чая успокоит его достаточно, чтобы выйти и просто поговорить с Реем? Может быть, когда он допьет её, Рей уже уедет. В итоге, чай остывает в кружке практически нетронутым, пока колдун греет о холодное стекло продрогшие пальцы, вычерчивая машинально на столе ритуальные символы, что когда-то успокаивали его. Зеленые глаза ни на минуту не отрываются от застывшей на мотоцикле фигуре, считают сигареты и вздохи, забывая об утекающих бесследно минутах и часах. Так было и раньше. Так будет и впредь.
Но решение давно принято, планы расчерчены и обговорены, и всё, что осталось Ламберту - это встать с этого стула, оставить эту холодную кружку чая и выйти на улицы города, что подарил ему лучшие и худшие дни в его жизни. И он, наконец, делает это, оставляя позади кусочки рушащегося сердца, честность, которой никогда не обладал, последний шанс оставить самого дорогого человека в покое, в стороне, в безопасности... Впрочем, последнее всегда было лишь иллюзией, мимолетным сном, что пропадает, стоит открыть заспанные глаза утром. Рейнард связан обстоятельствами и семейными узами, так же, как и Александр. Каждый из них должен следовать своему пути, даже если он ведет их по разные стороны баррикад. Даже если когда-нибудь он приведет к их смерти.
Но об этом Александр себе думать не позволяет, он гонит упорно опасения и предсказания, что скорее всего сбудутся наихудшем их варианте. Наперекор себе, опыту и воспитанию, в этот раз он цепляется за надежду, слепую и глупую, что на этот раз у них с Реем получится. Что они прорвутся через все преграды, и выйдут на другую сторону не врагами, но вместе, рука об руку, одним целым. Так никогда не было раньше. Так может случиться.
Сквозь лобовое стекло машины видны пролетающие мимо улочки, омытые рассеянным облаками солнцем, и в воздухе всё сильнее чувствуется влажное дыхание реки, а в приоткрытое окно врывается ровный и успокаивающий рёв двигателя мотоцикла. Рейнард следует за ним сейчас. Но что он сделает, узнав правду? Согласится ли выслушать его вообще? Лишь один способ узнать наверняка...
- Почему бы тебе не перестать прятаться? Я знаю, что ты здесь, - голос Ламберта разнесся над верхушками деревьев, оттолкнулся от журчащей рядом реки, спугнул прятавшуюся в камышах птицу. Мужчина повернулся лицом к дорожке, по которой пришел, вперив взгляд в кусты, за которыми виднелся кусочек рукава кожаной куртки. - Рей...
Рев двигателя откликается легкой вибрацией на ладони и, кажется, немного успокаивает. Рейнард всегда чувствует себя более спокойным и более уверенным в себе в те моменты, когда позволяет своему внутреннему «я» слиться воедино со стальным конем. Так не успокаивают даже сигареты. Даже алкоголь. И даже забытье, подаренное ночными сумерками. Именно поэтому раньше, до аварии, он так часто отправлялся на ночные прогулки по пустынным дорогам, где лишь отсветы фонарей и редкие отблески светофоров напоминают о том, что ты все еще в городе. Он становится безлюдным примерно в три или четыре часа утра, но есть те, кто также как и Рей любит нарушать эту ночную тишь ревом мотора. В один из таких дней, когда-то там, в прошлой жизни мужчина встретился со своими единомышленниками и, ввязался в совсем нелегальное увлечение: ночные гонки. Но боже, сколько адреналина, сколько единения и сколько страсти было в тех мгновениях…
Крепко держась за руль, Рейнард, кажется, отключается на долю секунды, почти вылетая на встречную полосу, а после, выровняв мотоцикл, делает глубокий вдох: вспышка света слепит глаза, но этот свет не видит никто кроме него. И не чувствует никто, кроме него, как отдается она отдается глухой болью где-то в затылке. Словно теннисный мяч, что был брошен и теперь, по инерции, ударяется в стенки черепной коробки. Он… помнит? Смутные образы того, что и в этих ночах он забыл что-то очень важное. Или кого-то очень важного.
Он следует за призраком своего прошлого, и прошлое начинает застилать его разум тонким покрывалом. Оно показывает контуры, но скрывает самую суть, ту самую где сокрыт ответ на один из главных вопросов.
Кто ты? Почему ты ведешь меня сюда?
Он почти уверен, что его заметили. В конце концов он особо не скрывался, но, говорят, если показать человеку, что ты за ним следуешь , он может открыть куда больше секретов, нежели действуя по своему обычному расписанию жизни: нет ничего интересного в походе в булочную или кофейню. Нет, даже, ничего интересного в том, где живет этот самый человек, но много интереснее то, как будет работать его разум в стрессовой ситуации. В той самой, в которой он попытается скрыть свое истинное лицо, хаотично перемещаясь по городу или изменяя привычному укладу. То самое лицо, что не будет более скрыто маской повседневности и обычности, но то самое лицо, которое каждый обычно пытается скрыть.
Удивительно, порой, как легко слетают маски.
И как легко придумать совершенно новую.
Ему кажется, что он помнит этот путь наизусть. Эту дорогу. На том дереве пять раскидистых ветвей, их можно посчитать в свете закатного солнца, что садится прямо позади. Рейнарду всегда нравилось это дерево – одиноко растущее поодаль от всех. И он помнил, что именно у этого дерева они обычно останавливались на маленький перерыв перед дальнейшей дорогой.
Они. Кто они были?
Он помнит эту разметку, которая всегда стерта на одном из отрезков пути, так, будто кто-то специально убирает ее гигантским ластиком сразу после покраски. Каждый сезон. И именно в этом месте. Чем больше знаков он видит, тем сильнее стучит его сердце. И тем сильнее начинает болеть голова. В какой-то момент он чувствует, как начинает задыхаться, и вынужден расстегнуть шлем. Ветер мгновенно врывается в уши со всей силой и это отрезвляет на секунду. Ровно на ту, чтобы вовремя заметить внезапно остановившийся автомобиль. Тот, за которым он следовал.
Как наивна, порой, бывает наша судьба, сталкивая две машины и оставляя царапины на одной и разбитую фару у другой. Рейнард грязно выругавшись, выходит из машины и хлопает водительской дверцей.
- Этого еще не хватало, - он бурчит себе под нос, оглядываясь в поисках пострадавшего. В том, что виновен сам Гарднер он даже не сомневается. Нечего было брать эту колымагу. Пострадавший нарисовывается сразу же, и, глядя на его испуганный взгляд, направленный явно не автомобиль мужчина чуть прищуривается: он видел его где-то раньше. Не раз и не два. Но где?
Он отмахивается от этих мыслей как от назойливых мух: в приоритете разбитая фара.
Мотоцикл остается на обочине. Рядом. А в памяти Рейнарда всплывает совсем другая обочина. И другой мотоцикл. И удар. Тот самый, который ломает: кости, психику, память, жизнь… Но жизнь продолжается и если кости восстановились, значит восстановится и все другое. Вопрос только во времени, исчисляться которое будет отнюдь не в минутах и не в часах.
Сколько он следует за ним? Пару часов или пару минут? Мысли путаются как шерстяные нити, опущенные в воду. Он считает шаги и удары сердца. И остает от Него всего на десять из них.
Но…
Рей.
Рей.
Рей.
Рейнард.
Он никогда не позволял себя называть коротким именем. Почти никогда. Слишком мягко. Слишком нежно. Слишком коротко. Так не называли его ни мать, ни тем более отец. И тем не менее именно это созвучие заставляет тело сжаться, подобно заведенной пружине. А после, пропустив один удар сердца и несколько вздохов вступить на вытоптанную тропу.
- Кто… ты?... – чуть хриплые голос от сбившегося дыхания и, наконец, полный вдох, которого все равно не хватит надолго, - Откуда мы знакомы?...
Отредактировано Reynard Gardner (2018-10-09 17:59:40)
- Кто… ты?...
Казалось бы, Алекс должен был быть готов к этим словам, должен был ожидать их, должен знать уже наизусть, столько раз он представлял этот момент... Но микс сомнения, непонимания, боли и подозрений на родном лице бьет прямо под дых, и от этого никак не уйти и не защититься. Что посеешь, то пожнешь. И он сам, своими собственными руками, магией и решениями загнал себя в эту ловушку, в которой сейчас бьется его сердце, отчаянно стремясь соединиться снова со стоящим напротив мужчиной.
Доски причала под ногами подрагивают и тихонько ноют промокшим деревом, когда Ламберт делает пару неосознанных шагов обратно к тропе. Но тут же одергивает себя, потому что слишком рано, нельзя, и может быть никогда более не будет можно... Мысль отдается очередным острым уколом боли за ребрами, но он игнорирует и это, потому что молчание затягивается. Затянулось уже слишком давно.
- Меня зовут Александр Ламберт, и мы встретились меньше недели назад в моём гараже, - он поднимает руку, отсекая возможные возражения, что вопрос был не об этом... И не может сдержать ещё одного шага вперед. Они, наконец, одни, и Рей притягивает его к себе сильнее гравитации Земли. - Впрочем, наша первая встреча произошла больше года назад на ночных мотогонках. Мы встретились глазами. Ты покраснел. Я пошутил о том, что хочу прокатить тебя на своём... звере.
Он улыбается, вспоминая этот момент, и как и тогда, его сердце замирает на долю мгновения, прежде чем рухнуть вниз и забиться снова, быстрее и хаотичнее. Никогда, ни до, ни после Рея он не встречал никого, кто так бы действовал на него. Уже тогда он подумал, что это задание станет самым сложным в его жизни... Тогда он даже не подозревал, каким монументальным преуменьшением окажется эта мысль.
Хруст ветки под ногами как порвавшаяся между ними нить, и воздух вокруг тяжелеет, и слова, и фразы падают в эту вязкую атмосферу, неторопливо качаются острым маятником, от него к Рею, раня обоих. Кому всё это сделает лучше? Кому хуже? Стоит ли того?.. Но пути назад нет, а впереди только хождение по мукам. Что ж, если ты идешь по аду, останавливаться точно не стоит...
- Да. Потому что именно так я заставил тебя забыть обо мне... О нас, - оговаривается, сглатывает, потому что слишком большой комок в горле, слишком сильно хочется преодолеть эти жалкие метры между ними и сжать Рея в объятиях. Освободить губу из плена зубов поцелуем, успокоить и согреть, как он делал так часто... Как он делал последний раз на грязной дороге, посреди развалин мотоцикла, молясь и плача.
- У меня не было особого выбора. Я должен быть сделать всё, что мог, чтобы защитить тебя, - неважно, сколько раз он лгал раньше, сколько масок носил и будет носить, это желание уберечь и оградить от любых опасностей - искреннее. И Алекс не боится показывать его, лицом, взглядом, голосом. Это то, во что Рей должен поверить, потому что это - истина, которую не изменит ничто из последующего за ней. - Твоя авария была вовсе не случайностью, Рей, а покушением.
"Рейнард". Каждое исправление, каждый новый вопрос, каждый измученный взгляд - Александр напоминает себе снова и снова, что Рей просто не помнит, что это не его вина, но... Больно. Глухая, неотступная боль, сопровождающая все последние полгода вгрызается в сердце с новой силой, впивается жадно в каждую трещину самообладания и контроля, которыми, как за стенами он прятался раньше, и ему едва хватает сил не сорваться, помнить. У него есть план. У него есть обязательства. Всё это... не только для него. Не только про них двоих. На кону куда больше поломанной иллюзии счастья, которой никогда не суждено было стать реальностью. И потому он заталкивает подальше рвущийся наружу крик, лишь сжимает крепче кулаки и сосредотачивается на самих вопросах. И никак не прошедшем времени в них, только не на этом, иначе впору броситься в текущую за спиной реку и не выплыть на поверхность.
- Нужно было... - Алекс выделяет это куда жестче, чем хотел, но ничего не может с собой поделать. Он не хочет, чтобы Рей боялся чего-то. Он не может забыть того, что совершил. Он даже не может об этом пожалеть, ведь оно того стоило - и даже не только ради единственного в его сердце человека. - Моему ковену. Или, точнее, его лидеру. Мой отец никогда не был особым... фанатом, людей. А когда его любимый протеже действительно влюбился в одного из них - тебя, Рей..нард - он решил избавиться от "проблемы" свои излюбленным способом.
Напряжение нарастает и Рейнард чувствует это. Чувствует, как почти неосознанно подается его тело назад, в тот момент, когда чуть скрипыт старые доски, но он не отступает. Только хрустит под подошвой сухая ветвь под смещенной тяжестью тела. Холод начинает пробирать изнутри в тот момент, когда мужчина напротив еще больше сокращает расстояние, но…
Оставайся на месте, - он отдает себе внутреннюю команду, когда ладони его автоматически сжимаются в кулаки. Он облизывает губы, закрывает глаза и… в памяти только звенящая пустота. Он помнит уличные гонки. Помнит почти всех знакомых оттуда, кроме одного. Того, кто стоит сейчас напротив. И эта звенящая пустота заставляет закусывать губу, чувствуя на языке металлический привкус крови. Эта звенящая пустота заставляет забиться, подобно мотыльку у костра, страху, который охватывает сильнее, чем когда либо. Эта звенящая пустота похожа на наскоро прилепленный кусок пластыря, который скрывает собой рану. Но оставляет боль.
Он поднимает глаза и встречается с Ним взглядом.С тем самым взглядом, который преследует его днями и ночами. В кошмарах. В сладких снах. В мыслях. В воспоминаниях. Его разрывают сомнения. Страхи. Желания. Инстинкты. Он чувствует себя так, словно попал в огромную паутину и любое движение заставляет увязнуть в ней еще больше.
- Я не помню тебя, - он говорит тихо, нащупывая рукой в кармане пачку сигарет, вынимая зажигалку, прокручивая ее в пальцах, - И помню, одновременно, - по телу пробегает едва заметная дрожь и Рейнард отступает на шаг назад, не в силах продолжать эту бессмысленную игру в гляделки.
- Ты знаешь, почему так, - это не вопрос. Это утверждение, которое, тем не менее, требует ответа. И Рейнард ждет его. И даже получает ответ. И этот ответ совсем не то, что он хотел бы услышать: защитить, помочь, сделать как лучше...
Никогда не бывает "как лучше". Это давно пора запомнить. Где-то в темных закоулках души начинает закипать раздражение: на эту слежку, которая ни к чему не привела. На этот разговор, который не позволит ему вернуть память. О чем он думал?...
- Рейнард. - он поправляет его и тут же сожалеет об этом. Это звучит так, как будто кто-то ударяет в тяжелый колокол. Жесткие звуки натыкаются на листья кленов, отражаются от стволов и с глухим всплеском тонут в темной воде, - Меня зовут Рейнард.
Он старается дышать размеренно, считает вдохи и выдохи, не обращая внимания на паузу, которая душит подобно кольцам змеи. Которая медленным ядом проникает в кровь. Во все клетки тела. В сердце. В саму душу. Он поднимает глаза в темнеющее небо, пасмурное и такое же давящее, как и все вокруг. Как Его присутствие. Он вытягивает, наконец, сигарету из пачки и прикуривает, оставляя на фильтре едва заметные кровавые следы. Сколько раз он вот так, до крови, закусывал губы? Бил костяшками пальцев ни в чем неповинные стены? И все в одной нелепой попытке - вспомнить Его. Найти Его. И что теперь? Вот они, стоят друг перед другом не в силах подойти ближе. Но как хочется это ближе... отгоняя от себя мысли мужчина трясет головой и вновь обращает взгляд на Александра. Каждый взгляд на него пытка, но он, похоже, заслужил.
- Защитить? Покушение? - он прищуривает глаза и едва уловимо изгибает бровь, - Кому нужно покушаться на меня? - он задает вопросы, ответы на которые его мало интересуют. Или интересуют. Но есть и другой вопрос, тот, который позволит понять почему. Почему он так одержим этим Наваждением, что во плоти и крови стоит перед ним.
- Нас... были Мы?... Я... любил. Тебя?
Каждое слово, каждый ответ, который похож на правду отправляет еще одну каплю сомнений в и так переполненный стакан. Тот, в котором и так накопилось слишком много всего: желания, вопросы на которые нет ответов, страдания, боль, страх. Кошмарный коктейль, своей силой в разы превосходящий Молотова.
Вот и сейчас вопросов не становилось меньше. Только больше. И Рейнард не знал, с чего именно начать.
- Ковен... Лидер... Твой отец.- он повторяет сказанные слова тихим эхом, словно сам пытается распробоватьих на вкус, но они лишь отравляют. ОН даже не замечает, как инстинктивно сжимаютсяпальцы его рук в кулаки, ломая тлеющую сигарету. Обжигается, поджимает губы и раздраженно стряхивает пепел с рукава, делая пару шагов вперед. Резко сокращая расстояние. Он действует на эмоциях, и, возможно пожалеет об этом. Но позже. Намного позже.
Вот они стоят уже на расстоянии вытянутой руки - протяни, коснись, чтобы узнать что он на самом деле живой. Что это не розыгрыш, не порождение больного разума, а Рейнард не бьется сейчас в агонии на больничной койке. Но пока он не делает этого.
Он верит, что все это происходит. На. Самом. Деле.
- Ты хочешь сказать, что теперь твой отец не против? - в голосе проскальзывают нотки сарказма, смешанные с какой-то непонятной истерикой. С губ срывается короткий смешок, который звучит отнюдь не нормально, - Что твой папочка-колдун решил отпустить тебя и теперь ты тут? Зачем? Чтобы еще раз вырвать из моей головы осколки памяти? Или еще раз подвергнуть нападению? Чтобы уже наверняка?... - он говорит быстро и несвязно, позволяя колотившей его изнутри истерике охватывать его все больше и больше.
- Или... ты настолько слабак, что не смог придерживаться выбранного пути?... Оставив за собой слишком много улик и воспоминаний. Неужели у тебя не хватило духу просто исчезнуть?- короткий вдох, длинный выдох, еще один короткий шаг вперед и вот, он даже чувствует Его дыхание. Его аромат, который сводит его с ума все больше и больше.
Скажи, что это не так...
Отредактировано Reynard Gardner (2018-10-15 11:43:54)
Сожалеть - какая глупость, не правда ли? Жалеть о чем-то, что вне твоего контроля. Жалеть о том, что уже совершил, и оно прошло, пролетело, зацементировалось в потоке времени неизменным прошлым. И всё же Александр жалел, снова и снова желая изменить себя, быть кем-то лучше, честнее, светлее... Быть способным исцелить своим касанием, а не рушить словом и делом то, что хочет защитить. Быть способным обнять и забрать боль, и отчаяние, и все ночи порознь. Но всё, что ему доступно - это извращать и ломать, забирать, выдирать с корнем и жечь то, что осталось. Лишь разрушение и боль.
И нет пути назад.
Только вперед.
Только к тебе, Рей...
Тому, кто стоит напротив, слишком близко, слишком далеко, и Алекс бы восторжествовал от близости, от тепла, что почти чувствует, исходящее от тела рядом, от болезненно знакомого взгляда, который он встречает всегда немного снизу вверх. Восторжествовал бы... Но каждое слово, что льются и искусанных губ как шаг по разбитому стеклу, мучительно и пронзительно, и, что самое ужасное - могли бы быть описаниями реальных событий. Могли быть описанием лучшего возможных реальностей.
- Нет! Нет, - у него нет больше сил сопротивляться, эта мания, отчаянная жажда сильнее его. И рука Рея в его ладонях кажется слишком холодной, слишком тонкой. Александр хватается за неё, как спасательный круг, и почти неосознанно сползает на землю, прямо там, где стоял. Он так устал... от сожалений и обязанностей, когда всё, чего ему хочется - это стоять вот так, рядом, касаясь и чувствуя рваный пульс в венах на запястье, доказывающий, что самое дорогой тебе жив. Здоров. Цел. Здесь. - Нет...
Он повторяет тихо, но твердо, не поднимая глаз. Это он - тот момент, когда он мог бы ещё свернуть с выбранной дороги. Сделать другой выбор, быть тем, кто лучше, честнее, светлее. Он мог бы.
- Мой отец пытался убить тебя, потому что посчитал, что я слишком отвлекся от выбранного для меня им пути. Что ты - угроза его планам. Ты выжил. Но если бы я остался рядом тогда, если бы не забрал твои воспоминания, он бы попытался снова, и снова, пока не преуспел. Поэтому я сделал то, что должен был. Поэтому мой отец больше не сможет причинить вред ни тебе, ни кому другому. Никогда, - он очень старается передать смысл без необходимости произносить это вслух. Всё же вскидывает глаза, и вглядывается в знакомое лицо, ища хотя бы мгновение покоя. Где ему бы не нужно было сожалеть о несбыточном. Где бы ему не нужно было усилием воли прогонять из мыслей недвижимую фигуру отца на полу их дома. Где ему бы не приходилось убивать, чтобы предотвратить ещё больше смертей. - Я вернулся, потому что больше никому не позволю навредить тебе. И, если ты этого захочешь... вернуть то, что забрал. Я могу восстановить твои воспоминания.
Он всегда говорил своим пациентам – прежде чем проявить гнев, страх, тревогу или иное негативное чувство посчитай до десяти. Это поможет принять правильное решение.
Раз.
Почему он сейчас не может применить свой совет? В висках расползается нудная пульсирующая боль, отдающаяся потемнением в глазах. Ему кажется, что даже ноги подкашиваются от этой боли. Он снова закусывает губу и морщится от привкуса крови.
Два.
Рука, дрогнув от чужого тепла, инстинктивно дергается в сторону, пальцы сжимаются на мгновение в кулак – судорожное движение, прерванное в доли секунды. Но все же он не одергивает ее совсем: тепло чужих рук, которые на самом деле такие же холодные как его, проникают в вены быстрее наркотика. И это прикосновение… Кажется, в этот момент Рейнард готов отдать все: собственную душу, тело, небо над головой – весь мир, лишь бы это прикосновение не заканчивалось.
Три.
Глубокий вдох прерывается где-то на половине, превращаясь в столь же долгий выдох. Боль усиливается, ощущается так, будто кто-то нагнетает воздух в черепной коробке, повышая давление до сверхвозможного, а чужой голос… родной голос, проникает словно сквозь толстую стену. Но он понимает о чем говорит Александр, и это понимание пугает еще больше. Бьет еще больнее. Разрушает еще сильнее.
Четыре.
Ему хочется закричать. Громко. С надрывом. Оттолкнуть этого мужчину от себя, того, чей взгляд заставляет забыть о себе. Того, чьи прикосновения обжигают сильнее самого жаркого огня. Того, от которого хочется бежать как можно дальше, но при этом оставаться рядом. Ближе. Как можно ближе. Срастаясь в одно, неразделимое целое.
Пять.
Перед глазами встает дорожная разметка и свет фар в лицо. Удар. Пульсирующая кровь, стекающая по рукам и… темнота. Он вздрагивает от этого воспоминания, вырывая, наконец, руку и делает шаг в сторону. Отводит глаза не в силах смотреть в них еще дольше. Не в силах справиться со своими эмоциями и болью. Отворачивается, тяжело вздыхая и делая пару шагов вперед по скрипучим доскам причала. Если бы он мог. Если бы он знал. Если бы…
-Ты… - он начинает фразу и спотыкается в самом начале. Достает из кармана пачку, вытаскивает последнюю сигарету. Руки не слушаются и, чтобы закурить требуется несколько нервных щелчков зажигалкой. Первая затяжка, дым оседает в горле и заставляет закашляться, - думаешь… я хочу вернуть те воспоминания, без которых только научился жить?
Шести не будет. Семи тоже. Он уже сорвался и теперь слова, слетающие с губ бьют его даже сильнее, чем того, кого он хочет ими ударить. И эта боль ощущается физически, загоняя сердце, как дикую собаку в клетку.
- Ты просто сломал мне жизнь и теперь хочешь все вернуть? Думаешь, это так просто? – свободная рука сжимается в кулак и Рейнард резко разворачивается к своему собеседнику. Он злится и не может совладать с этой злобой, но… Он не может долго находиться под его взглядом. Оставаться с теми же чувствами и ощущениями – Александр тянет его похуже наркотика, вызывая желание не то обнять, крепко до хруста в ребрах, не то ударить как можно сильнее.
- Ты сломал жизнь и себе и теперь думаешь, что все обойдется? – мужчина чувствует как дрожат его руки, а дрожь эта постепенно охватывает все тело, - Если так…
Он не знает что говорить и в одно мгновение вновь сокращает то расстояние, которое только-что восстановил. Выбрасывает сигарету в воду одним резким движением, а другим столь же резким обхватывает чужое, такое родное лицо. То лицо, которое он пытался вспомнить столько времени. Заглядывает в глаза, сдерживая вырывающийся не то рык, не то стон и заканчивает уже тише:
- То ты глубоко ошибаешься…
Если бы он только мог. Если бы он мог совладать с собой, развернуться и просто уйти. Сесть на мотоцикл. Уехать как можно дальше, туда, где они больше никогда не встретятся. Но он не может. И поцелуй, резкий и агрессивный, от которого он тоже не может удержаться, только подтверждает это.
Десять.
Ему всегда казалось, что худшее он уже видел. Видел и познал, прочувствовал всё самое страшное, что может предложить эта жизнь. Он видел пытки и бесчеловечность, смерть невинных и невинные души, развращенные во что-то неузнаваемое, отвратительное. Он видел смерть, и боль близких, и купался в той беспросветной беспомощности, когда ты не можешь ничем помочь, как бы ни хотелось. Но нет, кто бы там не заправлял жизнью жалких смертных, он, услышав такие мысли, конечно же, не может стерпеть подобной гордыни и торопится исправить досадные заблуждения. Преподнося этим самым смертным что-то ещё более жуткое для переживания.
И таким жутким было даже не выражение лица Рейнарда в эти минуты, а осознание, что это не кто-то посторонний, другой, нет, именно сам Александр, своими словами причинил ему эту боль. И, более того, собирается причинить ещё большую в будущем... Потому что всё это - лишь прелюдия, эдакая экспозиция для главного действа - раскрытия не просто чьих-то преступлений, но его собственных. И он знает, что как бы ни было больно Рею сейчас, или даже тогда, после аварии, предательство ранит куда сильнее.
И мужчина страшится того момента, когда он больше не сможет прятаться за иллюзиями и магией, когда кончатся оправдания, и всё, что он совершил, будет представлено на суд его человека. Ведь он знает свой приговор, он видит его в нервных движениях отнятых у него рук, чье тепло уже ощущается как потерянная конечность, в отведенном взгляде, в расстоянии, увеличивающее с каждым новым шагом пропасть его отчаяния. Они обречены, может быть были с самого начала. Но у них ещё есть время насладиться падением в бездну.
Алекс молчит, у него нет оправданий на заданные вопросы, ведь он прекрасно знает всю несправедливость, которую чинит. Он мог бы извиниться тысячу и миллион раз, даже сейчас горячечное "прости" почти срывается с его губ, просится наружу бесполезным рефлексом. Но что толку от его извинений, слова не исправят ничего, как и мольбы, и преклоненные колени. И маг поднимается, и делает едва заметный шаг вперед, потому что что-то во взгляде Рейнарда меняется, и тянет к себе ближе такой знакомой безрассудной решительностью, что он видел так часто перед их очередным безумным приключением.
Здравствуй, бездна, мы идём.
Идём, бежим, летим, дальше и глубже.
И он готов падать бесконечно, лишь бы не пропадали больше ладони, что держат так крепко. Лишь бы не отрывались от него губы, что целуют так сладко. И пусть сладость эта горчит, пусть она отдаёт кровью и дымом, как и вся их судьба. И даже теряясь в этом мгновении, обнимая отчаянно, чувствуя, как бежит по венам пьянящим теплом сила и восторг, сплетаясь в одно восхитительное целое, Александр не может забыться полностью, не может позволить этому продолжаться, не хочет обманывать больше, чем необходимо. И хотя разум его кричит остановиться, тело не слушается, слишком голодное до прикосновений. Он так давно жаждал этого момента, грезил, и дрожал от предвкушения, точно как дрожит сейчас, возвращая отчаянный поцелуй, прижимаясь ближе, пытаясь слиться в одно неразделимое существо. Как всё было бы проще. Как всё было бы...
- Нет, нет... Я не могу... - он шепчет, и пытается отстраниться, но дистанция отдается физической болью - в костях и висках, в сжавшемся тисками сердце, в колючих мурашках, крадущихся по телу. - Прости, прости... Прости меня.
И считать мгновения, пока ещё можно нежится в этих благословенных объятиях, и чувствовать рваное дыхание на своих губах, всё ещё ощущая вкус поцелуя, в который так хочется вернутся, падая с головой. Но вместе с ними бежит и время, и оно стремительно и беспощадно, и Александр отстраняется, пусть и каждое движение похоже на удар. Время иллюзий прошло. Их время... прошло.
- Впрочем, я не знаю, сможешь ли ты... Должен ли? Я уж точно не прощу себя, - он смеется, и звук даже для его ушей кажется надрывным и противным. Мужчина может лишь отступить на шаг дальше, на этот раз сам разрывая дистанцию, пытаясь найти силы сказать то, что должен сказать. Но всё, что он поначалу может, это отойти ещё дальше, на край причала, с которого они когда-то прыгали в реку нагими, чтобы охладиться в особо жаркий летний день. Причала, что помнил их другие, счастливые поцелуи, и улыбки, и искренний смех, а теперь станет свидетелем краха их надежд. И это было бы поэтично, не будь так печально.
- Но я не могу... Не хочу больше ничего скрывать от тебя. Если ты не захочешь вернуть себе воспоминания, если не захочешь больше видеть меня - я подчинюсь твоему выбору. Но ты должен знать, - с каждым словом решительность в его голосе растет, соразмерно усиления ощущения, словно кто-то копается ножом в его внутренностях. - Я вернулся в Трентон не только ради тебя. Моя жизнь... я "сломал" её, как ты выразился, куда раньше нашей встречи. Мой отец... я, и другие, подобные нам - целая организация, созданная с одной целью - уничтожить Конклав и людей. Нападение на тебя было не просто одиночным актом, нет, Рей..нард. Ты - был моим заданием, человеком, которого мне приказали очаровать ради твоих секретов, связей с Конклавом, ради твоей семьи. И я сделал это, как делал много раз до этого.
Алекс резко вдыхает, и шумно выдыхает, стараясь высказать всё, успеть до неотвратимо приближающейся реакции.
- Но, как бы банально и мерзко, и, наверное, бредово это не звучало, я действительно влюбился. Искренне и необратимо, за что ты и поплатился. За что поплатился мой отец, потому что ты... Ты показал мне, что есть другой путь. Что я не обязан следовать его приказам, что мои люди не обязаны следовать ему. Что я могу что-то изменить, помочь, вместо того, чтобы ненавидеть и причинять боль. И именно этим я и собираюсь заняться в Трентоне.
Когда выбор уже сделан, пути назад нет. Он сделал выбор в тот момент, когда было сокращено расстояние. В тот момент, когда он позволил себе с головой окунуться в это воспоминание, которое было вероломно вынуто из его памяти. В тот самый момент, когда он позволил их губам соприкоснуться, сливаясь в одно целое в таком желанном, таком насыщенном и эмоциональном поцелуе, что он был похож на волну, накрывающую с головой. И также как резко уходит волна, ушло и это ощущение близости.
Но выбор уже сделан.
Вспышка осознания, которая слепит глаза, заставляя невольно отшатнуться разрывая уже и так не крепкие объятия. Потому что Алекс уже выскользнул из них. Потому что Алекс... все завязано на нем. Все воспоминания в которых он запутался, нелепые отголоски памяти, где вместо этих прекрасных глаз всего-лишь размытое пятно. Все попытки сложить пазл в воедино, в то время как ни одна из фигур не подходит к соседней. Все потерянные минуты на прочтение дневника, в котором все равно нет никакой конкретики, а уж тем более последовательности событий. Все разбитые надежды на то, что когда-нибудь у него получится. Тем или иным способом. Но обязательно получится. И сейчас, делая свой выбор он намеренно отказывается от всех этих попыток. И от того, чтобы вспомнить все.
Возможно, он поплатится за свой выбор головой, он понимает это, но не может выбрать иначе. Не может не слушать чужие речи, которые подобно острым ножам ударяют в самое сердце. Не может сделать даже шаг назад, не говоря уже о том, чтобы уехать. Не может не быть рядом, словно прикованный цепями пес, зависимый от своего хозяина.
Это слишком похоже на зависимость.
И это раздражает Ренарда.
- К чертям прощение. К чертям воспоминания. Пусть все катится к чертям! - он говорит тихо, но к концу фразы голос срывается на рычащие нотки, а руки сжимаются в кулаки почти неосознанно. Он слушает Его слова, но не хочет этого слышать. Не хочет ввязывать сюда ни конклав, ни какие-то там Ковены, ни иные организации, так почему же сейчас Александр говорит именно про них? Почему он не может выбрать время более спокойное, место более похожее на подходящее для долгих переговоров? Рейнард делает шаг назад и старая доска чуть хрустит под его ногами. Также, как тогда. Летом. Когда он был в этом месте с кем-то еще. С Александром?
Он чуть морщится, трет переносицу и вновь закусывает губу, в то время как мужчина напротив продолжает свой рассказ. Быстро, словно торопится рассказать все. Словно...
- Ты врал мне. Врал мне о себе, своей жизни, своих чувствах, ведь так? - говорят, когда в пазле устанавливается хотя-бы одна из деталей, он перестает быть похожим на неизвестность, но если кроме его глаз он не может вспомнить ничего больше, даже его имени, которое он назвал сейчас, значит ли это... - Так что тебе мешает продолжать свою ложь сейчас? Рассказать якобы правду, вернуть воспоминания которые будут просто подделкой, говорить о высоких целях? - чуть дернувшись, губы Рейнарда складываются в подобие усмешки, - А после того, как я вновь наивно поддамся твоей игре вновь продолжить свое дело... - он делает шаг вперед и приглушает тон: - Ты ведь узнал недостаточно о моей семье, ведь так? Может быть, ты хочешь, чтобы я рассказал тебе чуть больше? Может быть прямо сейчас? - теперь он уже смеется, с легкой ноткой истерики, подходя еше ближе. Его накрывают эмоции и, страшась своего выбора, того самого, где если бы Александр попросил его сейчас рассказать он сделал бы это, того самого где он предает себя сам ради этого нелепого поцелуя, того самого, в котором он отдал бы все ради Него, Рейнард не сдерживает свою агрессию, позволяя ей в первый раз за последние десять лет вылиться не только в повышенный тон или язвительные замечание, но в то, что сам для себя он считает слишком низким.
Но в этой ситуации и так уже все слишком. Может быть, холодная вода позволит немного отрезвить головы?
Вы здесь » Lost soul » destiny [настоящее] » undisclosed desires
